Нас — целое поколение, воспитанных на культе насильственной кормежки, единственным результатом которого засчитывается пустая тарелка.
Как сейчас помню: передо мной стоит тарелочка с голубой каёмочкой, посередине которой лежит нечто бледно-розовое в тугой плотной оболочке. Это нечто, просвечивающее крупными комками жира, гордо именуется советской сарделькой.
Смутно вспоминаю свои ощущения: брезгливость, отвращение, тошнота. И грозный голос отца: пока не доешь, не выйдешь из-за стола! Страх наказания и желание быть хорошей девочкой не оставляют выбора.
Накормить любой ценой. Что это? Какой механизм лежит в основе этого необоснованного действия в спокойное мирное время, когда нет необходимости выживать? Генетическая память предков, особенности менталитета или просто дурная наследственность?
Мне сложно понять это, будучи в трезвом уме и твердой памяти. Но почему же, глядя на своего маленького сына, размазывающего в очередной раз кашу по тарелке, во мне просыпаются дремлющие установки на уровне инстинктов? И я, не помня себя от захлестывающих эмоций, криком и силой пытаюсь запихнуть несчастную ложку в рот не менее несчастного ребенка?
Прихожу в себя, очнувшись от наваждения. Как со стороны вижу себя с перекошенным от гнева лицом и рыдающего малыша. Что я делаю? Зачем? Пытаюсь отработать встроенную программу, заложенную с детства? Но я же не робот. Обнимаю сына, захлебываясь в чувстве вины. Я не хочу. Я не буду делать то, что считаю бессмысленным и жестоким.
Прошло уже несколько лет с тех пор, как я решила сломать свой стереотип, перепрограммировать вшитую несколькими поколениями установку на "обязательное выкармливание". К слову сказать, как только я перестала зацикливаться на еде и убрала тревожное ожидание пустой тарелки, у сына появился аппетит, он стал с удовольствием пробовать новые блюда.
Дочке повезло с самого рождения — ест, когда хочет и сколько хочет. Наши приемы пищи из тяжкого бремени превратились в оживленную семейную трапезу, где каждый имеет право высказать свои пожелания и, самое главное, будет услышан и понят. Без обид и взаимных претензий.
И удивительно, я стала смотреть на своих детей по-другому, стала уважать их право выбора и, смешно сказать, даже гордиться их пищевой индивидуальностью! "Представляешь, сын полюбил оливье, но терпеть не может картошку! А дочка сходит с ума от булочек и обожает суп-пюре из шампиньонов!" — хвастаюсь я подругам. И слыша от детей непосредственное и уверенное "Спасибо, я больше не хочу!", улыбаюсь и с легкой грустью вспоминаю ту маленькую девочку, покорно склонившуюся над тарелкой.
У меня, в отличие от большинства моих "накормленных" в детстве собратьев, нет и никогда не было потребности изводить себя диетами или, наоборот, пускаться во все тяжкие. Но есть привычка доедать до конца, чуть ли не вылизывая тарелку. Слава Богу, повезло с конституцией — нет склонности к полноте. Но, лишенная в детстве права выбора любимых продуктов и права отказа от нелюбимых, я до сих пор с трудом определяюсь, что хочу съесть. В ресторане дольше всех изучаю меню, по десять раз меняю заказ, советуюсь с окружающими, вызывая усмешку друзей и вздохи официантов.
У меня нет любимчиков среди огромного многообразия блюд, но также нет и списка того, чего я не ем. Самое печальное, что моя неразборчивость в еде распространяется и на другие сферы жизни. Проблема с выбором. Петь или плясать, желтый или зеленый, тусовка или время с собой, какой фильм посмотреть, какую книгу прочитать. Миллион возможностей, от которых я впадаю в ступор.
Но я уже не маленькая девочка, и у меня есть право выбора. Изучаю себя, прислушиваюсь, с удивлением обнаруживаю какие-то странности и особенности, то, что называют изюминками, то, из чего и складывается наша многосторонняя и неоднозначная личность. И я абсолютно уверена, что, предоставляя ребенку свободу есть, сколько хочется, мы закладываем маленький кирпичик в фундаменте его здоровых отношений с самим собой.э
