Все в детстве любили мультфильмы "Ну, погоди!" и про Винни-Пуха, но учили они нас разному — и в этом талант советских мультипликаторов. В новой книге "Мемуары младенца" Олег Батлук признается, какие жизненные уроки извлек из просмотра "Паровозика из Ромашково" и "Ох и Ах". А вы тоже сочувствовали отрицательным героям советских мультиков?
"Шпионские страсти", 1967
Для советского ребенка познание мира начиналось не с прописей, не с букварей, не с учебников. Познание мира для советского ребенка начиналось с мультиков.
Советский Союз знаменит своей мультипликацией. Неоднозначной и непростой, как и все в Советском Союзе.
Я уверен, что мультипликация в СССР была еще одной формой диссидентства, эзоповым языком протестующей интеллигенции. Это такой официальный самиздат. Многие советские мультфильмы глубоки, как Достоевский. Через головы детей они обращались к взрослым, с помощью тайнописи подтекста.
Некоторые шифровки мультипликаторов, спрятанные ими в невинных на первый взгляд сюжетах, в свое время дошли до моего детского подсознания.
Эти мультики стали моими любимыми. "Шпионские страсти", "Паровозик из Ромашково", "Винни-Пух", "Малыш и Карлсон", "Ну, погоди!". Именно они произвели во мне коперниканскую революцию посреди тотальной птолемеевой ереси.
В "Шпионских страстях" я тайно сочувствовал шпионам. К счастью, у меня хватило куриных мозгов не признаться на очередном уроке политинформации, что я мечтаю стать предателем родины. А как было не мечтать об этом? Главный герой, которого совращала Антанта, делал ровно то, о чем я в начальной школе грезил ночи напролет, подергивая во сне ножкой: курил папиросы, ходил по ресторанам и встречался с роковой красоткой на три головы выше его.
"Паровозик из Ромашково", 1967
В "Паровозике из Ромашково" я таял, как рафинад в кипятке, при виде поезда на обочине. Образ "поезда на обочине" был антисоветским по сути, ментальной катастрофой. "Наш паровоз, вперед лети" — эпоха на всех парах мчалась в ближайшую вечность, сияющую на картине Богаевского "Днепрострой".
В "Паровозике из Ромашково" поезд не "сошел", а "ушел" с рельсов: между этими двумя глаголами лежала мировоззренческая бездна. Советский поезд мог покинуть рельсы только в результате трагического инцидента, но не своего осознанного выбора. Не сомневаюсь, что "Паровозиком из Ромашково" диссидентствующие мультипликаторы протестовали против строительства БАМа.
Отечественный "Винни-Пух" был энциклопедией советской жизни, парадом типажей. Я обожал этих персонажей, всех без исключения, что не удивительно, ведь их списали с моих знакомых и соседей.
Винни напоминает откинувшегося уголовника. Отчасти эту аллюзию подпитывал Евгений Леонов, озвучивший медвежонка и сыгравший урку в "Джентльменах удачи". Но не только. Винни-Пух постоянно совершает различные правонарушения: гоп-стоп с пчелами, разбой у Кролика дома, разводилово Совы с ослиным хвостом. Винни-Пуху не хватает только смачной татухи на лапе, хотя не исключено, что на первых эскизах она была.
"Винни-Пух идет в гости", 1971
Пятачок — классическая "шестерка", "слабак", "заблуждающийся". Кстати, самая серьезная статья в итоге светит как раз этой неуверенной в себе свинье — за применение огнестрельного оружия против пчел.
Сова восходит к классическим перекупщицам в малинах, воспетых в "Место встречи" в лице Верки Модистки. Немудрено, что у нее нашелся ворованный хвост. Что касается ослика, тут все совсем очевидно, так как это образ вечно пьющей русской интеллигенции: депрессия в день рождения, где-то потерянная накануне часть тела, неузнавание себя в зеркале вод.
"Малыша и Карлсона" советские мультипликаторы обременили сразу несколькими подпольными смыслами. Во-первых, это пацифистский мультик: Карлсон — боевой вертолет, уволенный из армии за доброту и человеколюбие. Во-вторых, это протест против карательной педагогики в лице Домомучительницы. Карлсон — первый советский Монтессори.
Антагонисты в мультфильмах той эпохи были всегда привлекательнее протагонистов. Положительные герои вызывали отрицательные эмоции. За ними не хотелось идти даже до следующего столба, не то что до конца.
"Ну, погоди!"
В моем случае это наиболее яркое проявилось с "Ну, погоди!". Я от всей своей чистой детской души желал Зайцу смерти. Причем мучительной. Я не понимал, какого лешего этот гиперпозитивный хмырь докопался до несчастного Волка. Последний, опять же, олицетворял для меня очередную ролевую модель: я тоже мечтал носитель тельняшку, гонять на бетономешалке и опрокидывать урны.
Но самый разрушительный эффект на мое еще не оперившееся и покрытое нежной пыльцой детское подсознание произвел вроде бы совсем невинный и непритязательный мультфильм "Ох и Ах".
"Ох и Ах" — это еще одна филигранная фальшивка про двух антиподов. Ох — антиобщественник, вредный элемент, нахлебник. Это в терминах той эпохи. Или: слоупок, депрессант, асоциал, мизантроп и прокрастинатор, если говорить современным языком. Такой мультипликационный Обломов.
Ах — его противоположность: энтузиаст, вертихвост, стахановец и передовик, или стартапер-адреналинщик, по-нашему. В вечной движухе и гиперактивности. Ах постоянно норовит перевоспитать Оха, форматирует его, тормошит.
Официальная мораль советского мультфильма понятна: будьте, как Ах.
Но на меня лично сила этого произведения искусства действовала, как и было задумано его создателями, с точностью до наоборот. Я завидовал Оху и хотел жить как он — в кладовке и в паутине. Я снова, как и в случае с Зайцем и Волком, не понимал, почему этот розовощекий Ах до него докопался. И, когда в итоге по сюжету Оха заставили постричься и убрать паутину, я почти физически страдал.
"Ох и Ах", 1975
После просмотра "Оха и Аха" я каждый раз доставал из ящика для стирки грязные вещи и отказывался идти в школу.
"Кладовка или смерть!" — скандировал я родителям. Ах — это такой советский мультипликационный анти-Че Гевара.
В итоге после "Шпионских страстей" я, конечно, не стал шпионом, зато освоил английский и полюбил путешествия за границу.
"Паровозик из Ромашково" научил меня тому, что в конце великого пути нет ландышей. Ландыши растут на обочинах. А в конце великого пути — лишь тьма гулкого депо.
"Винни-Пух" подготовил меня к разнообразию человеческой природы и к тому, что совы — не то, чем кажутся.
"Малыш и Карлсон" помог мне принять очень важное в моей жизни решение: после восьмого класса я перешел из обычной школы в экспериментальный лицей.
А благодаря "Ну, погоди!" я усвоил золотое правило, которому следую до сих пор: держаться подальше от зайцев.
Как ни крути, получается, что всем хорошим во мне я обязан советской мультипликации.
