Когда-то давно-давно мне очень нравились лошади. Нравилось мчаться галопом по лесу, особенно летом. Мчаться среди деревьев и цветов.
Как-то на карьерном галопе я перелетела через голову замечательной и красивой лошади Офелии и приземлилась на спину, после чего встать самостоятельно не смогла. Офелия остановилась около меня как вкопанная и поводила своими бархатными глазами. Во взгляде и во всем ее облике читалось: "Прости, я просто пошутила!". Я простила ее, тем более, что ничего себе не сломала, был просто сильный ушиб позвоночника. Но раньше меня опьянял галоп, а теперь я стала его панически бояться!
Больше на ипподром я не приходила. Но мне еще долго снился, если можно так сказать про запах, запах конюшни.
Имей совесть, отвернись!
И вот я еду на мой любимый ипподром! Я настолько была поглощена нахлынувшими воспоминаниями, что не обратила внимания на крутую, всю в черной коже, машину, на то, что водитель, быстро и резко перестраиваясь из ряда в ряд, смотрит только на меня, а не на дорогу, смотрит, улыбается и говорит: "Таня! Таня, ну очнись! Пристегнись! Ты, наверное, не знаешь дорогу? Мы скоро приедем!".
На ипподроме все, кроме стен, было новое и незнакомое. Ты, как завсегдатай, крепко держа меня за руку, шел по конюшне, заглядывая в денники, называя лошадей по имени и добавляя ласковые теплые слова для каждой из них. А я просто вдыхала запах конюшни и улыбалась.
Ты все время с удивлением поглядывал на меня. И вдруг сильно притянул к себе и сказал шепотом: "Ты вся светишься! Что с тобой?". Я не успела ответить. Склонившись ко мне и крепко обняв за плечи, ты поцеловал меня. Я попыталась что-то сказать. Но ты поцеловал меня снова, а потом еще раз и еще.
Мы стояли в проходе между денниками, лошади, пофыркивая, смотрели на нас с удивлением. Не отпуская меня, ты махнул рукой в сторону серого в яблоко красавца, который бил копытом в дверь денника, и сказал: "Слушай, Гамлет, имей совесть, отвернись!".
— Вы же целуетесь! Разве можно отвернуться? — прозвучал в ответ насмешливый мужской голос. Не выпуская меня из рук, ты быстро оглянулся. Я тоже, выглядывая из-за твоего плеча, осмотрелась по сторонам.
Оказывается, мы были не одни среди лошадей. Куча юных наездниц в крагах, расстегнутых шлемах, с пакетами моркови в руках, хихикая, сновали вокруг нас, а в проходе между денниками стоял высокий моложавый мужчина, в белой с расстегнутым воротником рубашке, руками в карманах брюк и усмешкой на лице.
Увидев его, ты радостно воскликнул: "Привет! А вот и я!".
— Привет! Рад тебя видеть! И вас, девушка, рад видеть и рад познакомиться! Обниматься будем?
— Слушай, у меня заняты руки. Подержи пакеты, и я тебя обниму!
— Может, лучше девушку отпустишь?
— Не могу! Боюсь потерять! Боюсь, что уведут. Вот ты возьмешь и уведешь!
— Ха, ха! Вадим, я тебя таким и не помню. Ладно, потом обнимемся, пошли ко мне. С девушкой-то познакомь.
— Ее зовут Татьяна.
— Пусть сама скажет, а то ты ей ни вздохнуть, ни сказать ничего не даешь. Сам за нее говоришь и не отпускаешь от себя ни на шаг.
А мне было так хорошо и уютно в твоих руках, и я была совсем не против, чтобы меня не отпускали, да и отвечали за меня.
— Меня зовут Татьяна!
— Вадим.
— Как Вадим? И вы Вадим?
— Мы с ним очень давние друзья, вместе начинали. А теперь он здесь главный, — ответил ты.
Хочешь покататься?
— Вам нравятся лошади? Вы на все смотрите с каким-то восхищением, — произнес Вадим (другой Вадим, не мой).
Я улыбнулась и кивнула головой. Мы проходили через малый манеж, где несколько взрослых людей учились азам верховой езды. Одна из учениц — возраст и комплекция были внушительными — пыталась сесть на огромного белого коня, который косил на нее глазом. Завидев табурет, который она пыталась использовать, как подставку, конь начинал козлить и всячески пытался увернуться от наездницы, пугая ее своим ржанием.
Смотреть на это без смеха было невозможно.
— Подержи минуточку, — сказал ты и протянул мне пакеты.
А сам, подхватив коня под уздцы, каким-то неуловимым профессиональным движением забросил наездницу на его спину. Она успела только произнести: "Ах!". А конь посмотрел на тебя с такой укоризной во взгляде, ну, просто как человек.
А я увидела в тебе не просто мужчину, а сильного, мужественного человека, который "все" может. И это "все" у тебя получается. Ты заметил, что в моем взгляде на тебя что-то изменилось. Быстро подошел ко мне, погладил по щеке и, резко прижав к себе, поцеловал в макушку.
— Хочешь покататься? Ты когда-нибудь сидела на лошади?
— Я боюсь!
— Я же с тобой. Вадим, дашь нам двух лошадей?
— Но я не одета.
— Оденем и лошадей дадим. Ребята, мы же собирались у меня посидеть! Слушайте, да, оторвитесь вы друг от друга!
Вадим (не мой) подхватил пакеты с продуктами, которые я все еще держала в руке: "Ого! Тяжеловато! А что в пакетах-то?". Заглянул и засмеялся: "Продуктов-то, продуктов! А мука зачем? А, понял, чтобы в Японии не отощать!".
— Тебе смешно! А мы, между прочим, собирались печь ватрушку, потому что это главный "косяк" в жизни, хотя и фигурирует он под номером 11.
— Ничего не понял. Какой "косяк"? И причем здесь ватрушка? Танечка, пойдем. (Ого! И этот уже перешел со мной на "ты".) Возьми мою личную амуницию, она тебе немного великовата, но, мне кажется, тебе очень к лицу белый цвет, одевайся, а мы пока с твоим Вадимом пошепчемся.
Ученица или увлечение?
Все так неожиданно! Вадим, лошади, "Битца"! О чем они будут шептаться? Обо мне? Вряд ли. Какие они оба интересные и обаятельные!
Оба высокие и спортивные. У моего Вадима (буду называть их так, чтобы хоть как-то различить: мой и не мой) глаза голубые, а у не моего Вадима глаза карие. Вот и все различия. Да, мне идет белый цвет, бриджи великоваты, маечка тоже, но, в целом, очень даже ничего!
На манеже, когда я подходила к Вадимам, которые держали двух лошадей, одну каурую, другую белую как снег, у меня дрожали руки и сильно билось сердце. Мой Вадим пристально посмотрел на меня оценивающим взглядом и, мне кажется, понял, что я не новичок в этом деле, но страшно боюсь.
— Расслабься, я с тобой. Вадим специально для тебя оседлал такую классную лошадку Веллу. Давай подсажу.
— Я сама.
Я поставила ногу в стремя, подпрыгнула и, удивившись сама себе, точно попала в седло. Вадимы переглянулись и молча один из них подтянул мне подпруги, а другой выровнял стремена. Я набрала полную грудь воздуха и чуть-чуть тронула Веллу шенкелями. Ах! Она меня послушалась! И медленно пошла вперед.
Вадимы замерли, а потом мой Вадим легко и просто взлетел на своего скакуна, который, почувствовав всадника, завертелся на месте. Он встал рядом, Велла и не возражала, и, положив одну руку ей на загривок, пошагал вместе со мной.
От страха я перестала улыбаться и смотрела только вперед. Вадим отпустил Веллу, погладил меня по спине и сказал: "Да ты молодец, сидишь, как влитая. Рысью умеешь?". Я кивнула головой и перешла на рысь. Вадим засмеялся: "Молодец!". Не мой Вадим смотрел на нас с земли и улыбался, а потом прокричал: "Вадим, у нее посадка отличная! Я так и не понял, кто она тебе? Твоя ученица или твое увлечение?".
Мой Вадим не ответил, он был рядом со мной и, пытаясь развеять мой страх, полушепотом говорил мне ласковые слова, о чем-то спрашивал, но главное, был рядом! Я же была полностью поглощена своей лошадью и своими ощущениями и, скорее всего, отвечала невпопад. Мне хотелось почувствовать и уловить малейшие телодвижения моей лошади, предугадать каждое изменение в ее поведении.
— А галоп? — спросил Вадим.
— Нет! Я боюсь!
Я посмотрела на него с таким страхом в глазах, что он взмолился: "Ну, не бойся! Ты мне сейчас дороже всего на свете! Я не сделаю тебе ничего плохого! Поверь мне! Поверь!".
— Брось стремена, ну, брось, я ведь рядом!
Его голос меня завораживал, я, как послушный кролик перед удавом, сделала все, что он сказал. Я отпустила стремена, расслабила спину и поскакала! Ах, какой это был восторг!
Вадим скакал со мной рядом ровно и спокойно. Он не сводил с меня глаз. Потом крикнул: "Иди ко мне! Брось уздечку! Повернись!". Его сильная рука схватила меня за талию и выдернула из седла. Я не успела испугаться. Как это все получилась, я не поняла, но оказалась на его лошади. Он прижимал меня к своей груди, и мы вместе галопом пронеслись по манежу. Остановились в дальнем углу и стали целоваться.
"Опять целуются! Эх, да что же это такое!" — услышали мы голос не моего Вадима.
Как это будет?
Ватрушку я все-таки испекла. Надо же было выполнять "План ликвидации косяков". Знаете, получилось вкусно. И в далекой Японии мой Вадим облизывался, глядя на фотографии ватрушки, которые я отправила ему.
Он скоро вернется, осталось еще почти целых три года. Как это будет? Я встану рано утром, схожу в магазин, куплю все, что нужно, испеку ватрушку, поставлю ее на стол, накрытый белой скатертью, и позвоню Вадиму (не моему Вадиму). Он подъедет к моему дому на своей огромной черной машине, и мы отправимся в аэропорт встречать Вадима (моего Вадима).
Когда мы вернемся, мой Вадим, увидев ватрушку, воскликнет: "Ага! А вот и косячок № 11!"
И мы все втроем засмеемся, сядем за стол, выпьем шампанского и закусим "косячком".
А ты потом, обняв меня за плечи, скажешь: "Побольше бы таких "косяков!".
— Что?! — воскликну я.
