Как появился наш второй кесаренок
38 недель: Когда же? Так хочется подогнать время.
Операционный стол: железная шляпа операционной лампы.
Не стучи, сердце, мне и так страшно.
Полдесятого... Десять... Начали! В 10.50 родилось чудо, но я еще этого не знала... Я никогда не приду в себя... Все плывет... Голоса людей сквозь
тишину:
- На обработку швов, девочки-и-и!
"Швов, швов", - как эхо болью в животе. Не хочу-у-у!!!
Часть 1
Приходит день, когда отпираться от роддома становится бессмысленным: плановая операция - это определенная подготовка.
Мы в роддоме. На мне халат. Назад дороги нет. "Пока" - шепотом, чтобы не разреветься. Муж бессмысленно улыбается на прощание.
Отделение патологии беременных. Длинный коридор, стерильный запах, а за окнами лето и вольная жизнь.
Вскоре чувствую сопричастность - снующие по коридору женщины в халатах, беременных штанишках, топиках и маечках - все имеют животы и носят их гордо, напоказ. Я одна из них и, значит, не одна. Приятно вдыхаю запах буфета после суточного голодания. Гремят крышки кастрюль, слышен стеклянный звон стаканов. Проходящие мимо девчонки смеются, неся в руках приборы. Отделение подтягивается на обед. "А здесь можно жить... Чего я так распереживалась?"
Часть 2
"Скоро"
Эта неделя, проведенная в патологии - беззаботное время, хоть и волнующее предстоящим событием. Дни проходят в разговорах, прогулках, встречах с родными. Вечером сердце нет-нет, да ёкнет: "Скоро уже, скоро..."
...Два дня до родов:
Полное отрешение и уход в себя. Как все будет?
Муж рядом, но не здесь. Он волнуется, но по-другому:
Зачем я пошла на это???
...День до родов:
После обеда начинаю голодать. Так положено перед операцией. Но, как назло, так хочется есть... А еще пить.
Вечер... Жара... Смог от горящих лесов. Туман. Даже дома, что напротив почти не видно. Зато его хорошо слышно Оттуда доносится звон посуды, пение, голоса дикторов, фильмовая стрельба. Или мне это только кажется? Никому нет дела до тебя... Спи... Завтра тяжелый день. 3 часа ночи... Не спится: Окно настежь. Соседки спят. Дверь в коридор открыта. Оттуда доносятся стоны - кто-то "выхаживает" начинающиеся схватки. Время от времени доктор вызывает девушку в смотровую... Потише! Господи! Дайте поспать! Мне сегодня предстоит!
...6 часов утра.
Неужели я проваливаюсь в сон. В окнах устойчиво стоит заря. Дом напротив окрасился красивым утром.
...8 часов 30 минут.
- Пойдем? - медсестра одобряюще улыбнулась, поманила рукой. В санитарной меня ждала пресловутая клизма. Затем велено было принять душ и ждать.
Голос мужа в телефонной трубке жужжит мухой: "Я еду уже, подожди меня!" Как подождать? От меня уже ничего не зависит.
Я сидела у окна, а соседки пытались меня ободрить.
- Кто Анжела?
- Я!... Ладно, счастливо всем...
Сердце бешено бросилось вниз.
Я в той же санитарной. Раздетая донага, на высокой каталке, на которой мне предстояло проделать путь в операционную, с забинтованными по колено ногами, с катетером: " Терпи, дружок, это только начало!"
- Ну, поехали! - медсестра подмигнула мне, видимо, призывая к спокойствию. - Девочки, я в оперблок, - крикнула она дежурным на пост. Хлопок лифта стал точкой отсчета... Я спускалась вниз, в тревожное неведомое. Голова трещала от нахлынувших мыслей.
Над головой мелькали одинаковые лампы коридора, сливаясь в блестящую автостраду, двери со смеющимися буквами, вот кабинет моего доктора - прокуренный, со старой ведомственной мебелью, куда еще совсем недавно я входила с мужем счастливая и свободная... Все это напоминало кадры из сериала "Скорая Помощь", с той лишь разницей, что пациентом была я.
Вот и оперблок. Дверь стремительно распахивается, впуская нас, и с воздушным шумом отскакивает назад. Мы в широкой комнате с высоким потолком, где кафель отливает голубоватой белизной, где обилие света и металлических инструментов, и кюветка такая маленькая, что я недоумеваю - для кого она?!
- Мы на месте! Красавицу привезли! - крикнула моя жизнерадостная медсестра. - Все, сдаю тебя с рук на руки. Счастливо! Через пару мгновений я, абсолютно голая, с большим животом, торчащим вверх, и застывшими слезами в уголках глаз оказываюсь на операционном столе. Надо мной шляпа в сотню крохотных прожекторов. Это, наверное, главные хирургические глаза, они ничего не упустят... Сердце, уже успокоившееся, ожило.
- Как дела? Готова? - Ильич, красивый и спокойный гладит по руке.
- А как же? - отвечает за меня пухленькая сестра, одновременно измеряя давление и подготавливая мою вену для катетера, - уже впрыгнул в трамвай, назад нет пути!
Никто не суетится, кто-то заходит, выходит, занимается каким-то приготовлениями. В какой-то момент кажется, что о тебе, главном лице забыли. Стук сердца становится ровным, страх прячется куда-то вниз, начинает ныть поясница и посещает парадоксальная мысль - быстрее бы все началось, чтобы быстрее закончиться: И только стрелки на часах плавно перемещаются, унося минуты. 9.30, 9.40, 9.50,10.05:
- Сейчас хирурги помоются, и мы начнем, - Ильич мягко погладил мою ладонь. - Там, в моем кабинете Кирилл. Ждет... -Начали! - колпачок на макушку, запах спирта по груди и животу. Укол в вену: я уношусь...
- Анжел, держись руками за поручень и перебирайся на каталку. Боже, как хочется спать, все движется кругом, не могу поймать глазами что- либо, они ловят все, но не видят ничего. Меня везут куда-то, и краешком ума я понимаю, что все закончилось. Забываясь и выныривая из сна, я вижу людей. Кто-то измеряет мне давление, кто-то больно давит на живот, но нет сил вскрикнуть.
Появляются Ильич и Кирилл. Что здесь делает Кирилл? Испуганный взгляд. Неуверенная походка, голубо-синий халат:
- Привет! Ты можешь воспринимать, что я говорю? - он близко-близко склоняется надо мной. Мне хочется послать его подальше, не со зла, а так. От безразличия: я почти уверена, что ничего особенного или важного он не скажет, а мне так хочется спать, я просто физически не могу держать веки открытыми, да разве он поймет?!?? И что-то говорит. Я на секунду уношусь в сон, но понимаю, что муж не поймет, он не был там, на лужайке со мной, у него нет тяжелых век: это невыносимо. Скорее уходи, дай поспать... Но меня не хотят оставить в покое и зачем-то приносят младенца. Ильич и Кирилл пытаются мне показать это существо, а детская сестра прикладывает теплый комочек с влажным ротиком к моему соску. Я совсем ничего не соображаю, но мое подсознание подсказывает, сто в этот момент необходимо улыбнуться "счастливой" улыбкой и я пьяно кривлю губы... Спать! Спать...
...Вместе с "соображалкой" проснулась боль. Невероятная тяжесть окутала тело.
- Анжела, - сердито прикрикнула медсестра, - не лежи на спине, ворочайся, ворочайся:
- Не могу, больно...
- на бочок, на другой!
Уходит. Не буду. Это же настоящий кошмар. Как жить дальше? Неужели когда-то я могла свободно двигаться - ходить, танцевать. Бегать... Время близится к ночи. Наташа, соседка уже вертится вовсю, говорит, что не чувствует боли, а я, хоть плачь... перекачусь кое-как на бок, схвачусь рукой о край кровати, пытаясь удержаться, а потом не знаю, как переместиться снова на спину, не взвыв от боли. Но зато разговаривать получается уже не шепотом, а вполголоса, чуть напрягая потревоженные мышцы живота. Иногда мы, несмотря на запреты врачей из-за приборов в реанимационных палатах, пользуемся мобильными телефонами, я слышу родные голоса мамы и Кирилла, а мой слабый голос они чаще не слышат, но они знают, что это я... Кое-как, засыпая, просыпаясь, глотая воду, посасывая лимон, баюкая боль, мы проживаем ночь, но я страшусь утра, потому что с ним начнутся процедуры, будет больно. Да еще живот становится все тверже и выпуклее, как было и после Машиных родов. Я приблизительно понимаю, что меня ожидает, но до конца и представить не могу, как будет все в этот раз!!! На обходе обнаруживается, что мой живот действительно "взбухает", он тугой, как барабан и не прослушивается даже фонендоскопом. -Перистальтика слабая, - вздыхает дежурный реаниматолог, прогнозируя, видимо, будущую проблему. Начинаются капельницы - одна, другая.
- Ну как, получше?
- Нет.
Мне делают клизму и это так ужасно! Давление воды изнутри на раненый живот! Нужно встать. Господи, как?! Наверное, целую вечность я, буквально сползаю с кровати, голова в бешеной карусели кругом-кругом, ноги подкашиваются. Как у куклы тряпичной. Каждый шаг дается с трудом. Я не преодолею этот путь до санузла. Хочется стонать, да стыдно, стыдно... Здесь к этой боли давно привыкли, она здесь естественная и эти скорченные туловища и шаркающие ноги не вызывают ни у кого ни жалости, ни сочувствия. Лучше терпеть: Мне плохо и больно, облегчения не наступает. Радость материнства?! Приехали мама и Кирилл. Я из последних сил выдыхаю, чтобы они пришли под окно, потому что я: двигаюсь. Согнувшись в "три погибели", я прислоняюсь лбом к слезящемуся дождем стеклу, не в силах открыть раму и смотрю на них как в последний раз. Кирилл с растерянными, но счастливыми глазами и мама, мамочка, испуганная, подавленная, с непокрытой головой, на которую льет дождь, словно обрушиваются на неё мои слезы... и моя боль... Так далеко и так близко мы друг от друга - они по ту сторону больничных стен, я в послеоперационной палате и новорожденное существо - одинокое, без маминого уютного живота в детском отделении среди безымянных младенцев с бирочками маминых данных на запястьях... Моих соседок переводят в отделение к деткам, а меня оставляют под наблюдением, определив в огромную, пустую палату, где среди незастеленных кроватей красуется аппарат для вакуумных абортов. Прикрытый огромной простыней, он все равно страшит неприкрытыми гофрированными трубками-щупальцами. И как в одном родильном отделении может уживаться праздник рождения жизни и боль утраченного будущего?... В эту кошмарную чудо-палату Ильич приводит маму и Кирилла. Безысходность и отчаяние, душившие меня до той поры вырываются наружу. Я увидела маму, и глазам стало горячо.
Часть 3
"С малышом"
- Ну что, готовы?
Время посещения родственниками в детском отделении до19 часов. Кирилл хочет видеть младенца.
- Едем!
Меня везут на каталке, но теперь я не лежу, а сижу, свесив ножки! Кирилл топает позади. Тук-тук-тук - колеса по кафелю. Двери, двери: плывут мимо, обратным маршрутом - послеоперационные палаты, детская послеоперационная, прокуренная ординаторская, лифт...
- О! узнаю эту дорогу, по ней меня сюда везли.
-Да, - улыбаются сестры. - Приезжайте за третьим.
Нет уж!!!
3 этаж. Детское отделение, где мамы и малыши вместе. В нос, легкие проникает неповторимый нежный аромат младенчества, один из лучших ароматов на земле:
- Малышами пахнет...
Медсестры сгружают мой больнично-домашний скарб, прощаются с нами, и мы оказываемся в моем новом жилище. Здесь это называется палатой люкс и предоставляется блатным и богатым: старенькие кресла - это для посетителей, журнальный столик, холодильник без названия, пеленальник для грудничка Мне здесь уютно. Кирилл торопится, расставляет вещи, чтобы мне не ползать потом своей черепашьей походкой. Я присела на краешек кровати. Я счастлива.
Ночью ко мне снова пришла боль... Силюсь ворочаться, но засыпается лишь в одной позе - на спине, когда не так ощущаются порезанные "клеточки" в брюхе. Поворот. Боль. Вставание. Боль. Сползание с неудобной, высоченной кровати - снова - боль... Шаг, другой, дальше легче, терпеть можно.
Дожидаюсь утра. Вот и ты. Кряхтишь, голодный. Я умываю тебя, как могу, надеваю памперс, пеленаю, беру блокнот... и отныне, день за днем записываю заветные буквы - Л или П - левая, правая, во все дни нашего с тобой грудного вскармливания. Я прикладываю тебя к груди. Ну вот, я твоя мамочка...
Часть 4
"Голод - не тетка"
Ночью, что я провела в последний раз без Севки, голод полностью овладел мозгом и я разрывалась на части между болью от рубца и голодного желудка. 3 дня ни капли, ни крохи пищи... Утром - долгожданный завтрак.
- Вам сырое яйцо и несладкий чай!
- ?!
- В обед будет бульон:
Сырое яйцо: терпеть не могу: Меня, наверное, стошнит: Столько часов не есть и теперь давиться такой гадостью, да еще без соли. Делаю дырочку. С отвращением прилипаю к отверстию губами. Высасываю белок: Кайф! Как вкусно! Запиваю чаем. Жизнь продолжается! -Мама, принесите что-нибудь поесть. Несладкий, домашний компот из вишни кажется цветочным нектаром. На ужин шаркаю в буфет. Живот урчит, злясь на меня. Несколько ложек прилипшей мокрой гречки. Без соли и сахара. Ну и диетка!!! Ночью - дрожащей рукой в холодильник. Подумать только - я собираюсь пить кефир: В последний раз я пила его чуть ли не в детском саду. Глоток... замерла, мысленно провожая его в измученный желудок. Никогда еще я не пила такой вкуснятины. Есть... Есть... Хочу есть... Наша первая ночь вместе - ночь на пятое августа. Безумно хочется спать. Время от времени детское пищание с разных сторон. Неваляшкой, туда-сюда, с неудобной высокой кровати постоянно подскакиваю к пластмассовой ванночке. Кормлю. Выхаживаю по палате с маленьким, держа его "столбиком". Головка-яблочко почти помещается в моей ладони. Ручонки повисли вдоль тела. Ты спишь, не обращая внимания на неудобство. Мы ходим по палате, и я шепчу тебе что-то на ушко и мечтаю оказаться с тобой дома, обнять Машку, покачать тебя в королевской кроватке-колыбели... Вот такой ты, мой червячок, ты нравишься мне все больше. Ты ничего еще не знаешь о себе, кто ты, что ты. Надеюсь, тебе понравится быть нашим Севкой... Прихожу в себя, и мне теперь снится не боль, а оставленная дома четырехлетняя малышка, её глазки, невесомые волосюшки-локоны...
Часть 5
"Отчаяние и оптимизм"
Эпизод первый (Отчаяние)
...Это было еще тогда, когда малыш обитал в недрах моего тела. Вечером к нам в палату "вплыла" неизвестная мне женщина. "Пузатики" обступили её, она медленно проковыляла к стулу, тяжело опустилась на него и с придыханием, частыми остановками стала отвечать на все... "?!" Оказалось, 3 дня назад она родила третьего сына, роды были тяжелыми и врачи спасли её кесаревым. Женщина была оглушена и подавлена болью.
- Болит все, - шелестела она одними губами. - горло, трахея, легкие от наркозной трубки. Болит живот, болит рубец, болит там, откуда неудачно вынули катетер, - она остановилась, поморщилась, медленно сглотнув. - Ой, девки, кесарево - это кошмар! Лучше ещё дважды родить самой! ("Так ведь не получилось же! " - готова была выкрикнуть я . - "Тебя спасли, а ты...")
- Я не хожу, я ползаю! Ребенка отдали на второй день, а подняться к нему нет никаких сил, хоть плачь... С кровати подняться тяжело, матрацы ужасные... С каждым новым её словом в мое сердце вливался жуткий страх и паника липким потом обнимала тела. Мурашки побежали по коже. Потная и ошарашенная я выскочила с мобильником в коридор.
- Кир! И зачем я легла сюда раньше времени! Дома бояться лучше - не так страшно... Тут, говорят наркоз плохой, от него отвратительно! - в истерике кричала я. - Кир, я не хочуууууу!
Эпизод второй (Оптимизм)
...В реанимационной палате Наташка вела себя так, словно и не она 4 часа назад лежала под лампой в тысячу солнц! Она не разговаривала шепотом, как я, боясь потревожить нывшие клетки, она часто и почти хорошо ворочалась с боку на бок, мне же сама мысль о том, чтобы как-то сдвинуться с места казалась невыносимой! По телефону с мужем она говорит легко и непринужденно, не хныча и не жалуясь, сетуя на то, что не может пока видеть малыша.
- Я хочу сесть! Страшно, конечно, но мне кажется, что сразу станет легче... У меня в горле даже стон застрял. ("С ума что ли сошла или она по-другому боль чувствует??!") "Бывают же такие сильные люди!" - с восхищением думала я . - "Не нытики и не истерички. Её муж и не знает, ЧТО она переживает. Наташа говорила с ним о детском приданном и о продуктах, которые хотела бы покушать, словно и не стоял у неё в руке катетер, через который капало 5 лекарств одновременно, а на животе не было тяжеленного пузыря со льдом!!! Её, наверное, мне послал Господь, чтобы я не раскисала..." А разве можно описать словами, как Наташа обрадовалась малышу!
- Смотри, мамочка на сына-богатыря! - детская сестра, улыбаясь, поднесла к ней краснощекого хомячка. Наташка защебетала что-то, резко приподнялась на локте, даже не ойкнув, поцеловала младенца. Я же была разбита и ТАК Севке не обрадовалась. Косвенно в теперешней боли я винила кроху-сынишку, понимая теперь, что ему было настолько страшнее и хуже очутиться в одночасье в огромном мире внезапно, резко, ощутив затем одиночество...
- Данечка, - щебетала Наташка, пройдя через 10 часов родовой боли и внеплановую операцию (мальчик оказался крупным, и таз Натальи, по-девичьи узкий отказался помочь ей в ответственный момент рождения) Когда мы встретились с ней уже в отделении, она уже быстро передвигалась, как всегда ни на что ни жалуясь, и все время улыбалась от счастья! "Он у меня не любит спать в пеленках", "он сползает вниз в колыбельке", "он так любит прижиматься к моей груди"! Вот так - любит - не любит: и это о пятидневном малыше. Когда же он успел что-то полюбить?! А для мамы своей он уже личность, у него свой характер и он все-все понимает! -У меня вообще рубец уже не болит!
После очередного осмотра курирующий меня доктор говорит о том, что возможно через день я, наконец смогу покинуть стены роддома . Господи, наконец-то! Только бы пережить теперь "болючее" узи и снятие ниточек со шва...
Памятуя об обработках после Машкиных родов, я жутко боялась процедур, связанных с рубцом. Начинающийся день я делила на обход, когда врач, резко сорвав повязку (и зачем они всегда так резко?), осматривает шов и давит на живот, затем приход мужа, когда только радость и умиротворение, и обработку в процедурной (б-рррррр). Там низкая неудобная кушетка... И каждый раз при прикосновении марлевой поверхности к резанному животу - сердце в пятки... Выписки домой я ждала каждую минуточку - Машка и Севка, чистота и уют, уход и горячая домашняя еда, покой и наступление счастья.
Выписка
Сегодня выписка. Но утро начинается с опорожнения двух бутылок минеральной воды. Узи на полный мочевой пузырь. Еще одно испытание. Очень хочется в туалет. Больно ступить шаг. Руки в кольцо под животом. Держись, держись. Сестра на посту медлит. Кого-то ждет, заполняет карты, говорить по телефону. Скоро это закончится?! Телефонный звонок Ильичу, я чуть не плачу в трубку и вновь решается все - и отдельная очередь, в которой я одна, и отдельный вход и отдельные слова. Мне жутко стыдно перед теми, кто стоит у того кабинета, но я оправдываю себя безумным желанием сбегать сию же минуту в туалет...
Выписная карточка... Подарки от Лужкова и правительства Москвы, пакеты собраны... Жду своих! В последний раз обвожу взглядом отделение: солнечные блики на стенах, окна настежь, дерево непонятной породы в горшке на полу, медсестра за столиком... Я запомню это навсегда. Это часть моей жизни. В палате, в маленькой пластмассовой ванночке спит Сева. Он пока не знает, что едет домой, что его ждет новая жизнь!
Комментарий: Извините, что так много, сжать не получилось - все главным кажется... Будет приятно, если читать Вам будет не нудно!
Нюсик, lomkirill@mtu-net.ru.
