Неужели это случилось со мной?
Операцию назначили на среду. Врач подтвердила наличие опухоли в правой груди и настоятельно посоветовала удалить уплотнение. Вынести вердикт — добро или зло несет с собой новообразование — можно будет только по результатам анализов самой опухоли. А для этого надо лечь на операционный стол.
— Вы отрежете мне грудь? — дрожащим голосом спросила Наталья.
Врач посмотрела внимательными глазами, видевшими столько горя и слез:
— Надеюсь, ограничимся только удалением опухоли. Дальнейший ход операции зависит от результатов анализов. Настраивайтесь на лучшее.
По совету доктора Наталья старалась быть спокойной перед операцией, однако помимо ее воли воображение рисовало страшные картины. В женских разговорах всегда присутствовали истории каких-то знакомых и дальних родственниц, которые перенесли операции по удалению груди.
— Да, это ужасно, — с сочувствием кивали головами женщины, прикладывая ладони к лицам, — кошмар, цветущая женщина, и вдруг — такое... — сквозь трагическое выражение лиц проявлялась радость, что этот кошмар случился не с ними, а с кем-то далеким. — Не приведи, Господи! — поднимали глаза к небу женщины и тут же суеверно сплевывали, — Тьфу, тьфу, тьфу!
Теперь Наталья понимала, насколько близко подошла к ней беда. Что принесет ей завтрашний день? Останется ли небольшой шрам на ее женской красоте или этой красоты не будет уже совсем? Никогда. А что будет вместо?
От мысли, что будет на месте правой груди, Наталья заревела, повернув голову в подушку. Она, глупая, раньше боялась варикозных вен на ногах, считая их неэстетичными. Какая мелочь! А вот теперь как она разденется перед мужчиной? Что отдаст под страстные горячие поцелуи? Она попыталась представить, как будет выглядеть: слева — красивая белая грудь, а справа — что? Ровная плоскость с уродливым шрамом, защипанным, как украинский вареник? А может и не плоскость вовсе?.. А что тогда — остатки кожи и мышцы, собранные в узелок?
С этими мыслями Наталья легла на операционный стол и до последней минуты продолжала надеяться, что хирург вырежет всего лишь опухоль, избавит ее от этого комочка зла, такого маленького, но так сильно изменившего всю ее жизнь.
Сначала она была рада тому, что операция проходила под местным наркозом: «Значит, не все еще потеряно, значит, есть еще надежда на то, что вся моя красота останется при мне».
Отдали на анализ образец ткани. Лежа в холодной операционной Наталья старательно выращивала в своем сердце ростки надежды на благополучный диагноз. Но не отключенное наркозом сознание продолжало напряженно работать и прокручивало перед закрытыми глазами Натальи страшные картины будущего. Тревога росла и гудела в ее ушах сиреной бедствия. «Что же теперь будет? — В отчаянии думала она. — Если у меня рак, значит, конец близок! Значит, я обречена на смерть в страшных мучениях! — Она вспомнила свою тетю, умершую не так давно от рака легких, ее предсмертные страдания. — Неужели меня ждет такая же участь?»
Как не пыталась Наталья гнать прочь ужасные мысли, они возвращались к ней вновь и вновь. Устав от этой лавины, она стала злиться: «Лучше бы мне сделали общий наркоз. Проснулась бы после операции — уже все, что надо, отрезано и не надо мучиться неизвестностью!»
Наконец-то вернулась из лаборатории медсестра. Не глядя на больную, отдала листок с результатами анализа доктору. По его глазам Наталья поняла — самые худшие ее догадки подтвердились.
Всё. Это случилось. Часть Натальиного тела больше не будет ей принадлежать.
События после сообщения диагноза, прозвучавшего скорее приговором, Наталья плохо помнит. Наркоз, конечно же, на время отключил ее сознание, но не в этом была главная причина. Волнение, тревога, страх перед неизлечимой болезнью подействовали сильнее, чем анестезия, и продолжали держать ее в своих тисках и после операции.
На первой перевязке Наталья отвернулась и не смогла себя заставить посмотреть на рану. Слезы ручьями лились по ее щекам.
— Детка, — по-доброму посмотрела на нее пожилая медсестра, — радуйся, что жива. Знаешь, сколько женщин с такой же бедой живут полноценной жизнью еще до-о-олгие годы? — с улыбкой протянула она. — Не убивайся так. Жизнь на этом не заканчивается. Лучше помолись Богу, Он всесильный.
Отвернувшись к стене, она пролежала до вечера, размышляя над словами медсестры. А ведь правда, если осмотреться, полным-полно примеров «жизни после рака». Наталья вспомнила соседку, которой подобную операцию сделали еще лет десять назад. Потом на ум пришла мамина подруга, живущая счастливой семейной жизнью, имея в наличии тоже всего одну молочную железу. А еще вспомнилась бывшая сотрудница, которой удалили грудь, когда Наталья только-только пришла на завод молодым специалистом. Они буквально месяца два назад встретились на рынке. Та выбирала себе красивое белье, несколько не соответствующее ее возрасту. Но тогда Наталья только усмехнулась про себя. А сейчас... Наталья вдруг поняла, как надо дальше жить, о чем думать, что желать...
— Господь, Отец небесный! — горячо зашептала Наталья. Она не знала ни одной молитвы, кроме «Отче наш». И то на старославянском, искаженном пересказами из поколения в поколение. Но сейчас, в минуту отчаяния, слова нашлись сами собой и полились рекой. — Я, наверное, много грешила перед Тобой и сейчас терплю страдания! Но Ты, святой и всемилостивый, прости меня за все. Прошу помощи Твоей, прошу исцеления моему телу и душе. Только Ты можешь мне помочь. Будь со мной рядом, не отпускай мою руку. Я верю, что Ты поможешь мне выжить и поведешь меня дальше. Я полностью доверяюсь Тебе, Господи! — Помолчав, она добавила то, что твердо помнила из книг и фильмов — Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. Аминь.
«Тонкими ветвями я б к нему прижалась...»
Наталью стали проведывать сотрудники и подруги, узнавшие о ее болезни. Некоторые болтали на отвлеченные темы, не зная как затронуть ту, самую главную, но очень деликатную. Иные, не скрывая слез, ревели у нее на плече, искренне жалея ее. Но и те, и другие удивлялись спокойному состоянию ее души. Она с удивлением заметила однажды, как сама стала успокаивать подругу, расплакавшуюся в палате. Наталья вытирала чужие слезы и приговаривала:
— Ну что ты, Людочка, так расстроилась, у меня все будет хорошо. Я пройду лечение и буду жить как раньше. Ну не плачь, не нервничай. Ты же знаешь — все болезни от нервов...
Определив для себя, что все самое страшное уже позади, Наталья обнаружила, что стала чувствовать себя уверенней. Только одно она еще не поняла: Василий — это ее прошлое? Или уже будущее? И стала вспоминать подробности их последнего разговора.
Если раньше она отгоняла признания самой себе, что их отношения зашли в серый тупик привычки, то перед поездкой в профилакторий как нельзя более ясно поняла всю бесперспективность этой связи. Страстная влюбленность угасала, надежды на счастливую семейную жизнь таяли, как свечи на романтическом ужине, принимая уродливые формы «гостевых» встреч. Вроде бы и есть любимый, но он — чужой муж, отец чужих детей. Вроде бы и горит еще огонь их любви, но пламя все меньше и поддержать его уже нечем.
Она никогда даже не намекала, что ей надоело быть любовницей. Собственно говоря, раньше ей это обстоятельство нравилось. Нравилось, что у нее нет банальных и надоедающих хозяйственных обязанностей жены, что не она готовит дежурный суп, а он приносит пакет с едой. Причем, не какие-то макароны, а деликатесы. Нравилось, что они общаются всего несколько часов в неделю. Значит, не остается времени для ссор — думала Наталья.
А потом вдруг подступило одиночество. Не временное спокойствие от забот о детях, как хотелось в молодости, не отдых после напряженной работы, а унылое, беспросветное, слепо-глухо-немое одиночество!
В тот вечер они встретились не у нее дома, как всегда, а в парке. Он подошел, улыбаясь, наглаженный не ее руками, однако надушеный её парфюмами. В руках — пахнущий аппетитно и дорого пакет. Она не стала тянуть время:
— Васенька, нам надо расстаться, — решившись, выдохнула Наталья.
Он поднял брови, попытался возразить, но Наталья прижала ладошку к его губам:
— Пойми меня правильно, любимый. — Быстро-быстро заговорила она, пытаясь высказать всё, о чем думала долгими одинокими вечерами, — Я хочу, чтобы ты стал моим мужем. Я мечтаю проводить с тобой выходные и праздники, хочу ездить с тобой на море, и в деревню к родителям, хочу вечерами смотреть с тобой телевизор, обсуждать твой любимый футбол, засыпать и просыпаться на твоем плече. Или... или прекратить отношения навсегда! — На одном дыхании произнесла Наталья и заглянула ему в глаза, пытаясь найти там отклик своим словам.
Конечно же, Наталья надеялась, что он сразу скажет «да». Конечно же, мечтала, что он обрадуется, решится на развод и создание новой семьи — с ней, любимой и единственно желанной. И только маленькая мыслишка где-то там далеко, за пределами черепной коробки настойчиво говорила: «Опомнись, на что ты надеешься? Посмотри правде в глаза — ты для него удобная женщина. Любишь без памяти, не скандалишь, не забираешь зарплату, не капризничаешь, всегда принимаешь и ничего не требуешь взамен. Разве он от этого откажется? Слушай, слушай, что он ответит».
Он улыбнулся:
— Наташ, котенок, ты у меня такая умная, такая понятливая. Ты же знаешь, сейчас не время для этого. Пошли, пошли к тебе. — Он легонько подтолкнул ее. — Ты устала от этой нервотрепки на работе. Сейчас я сам приготовлю ужин. Посидим романтически, выпьем винца, расслабимся. А потом я тебе массажик сделаю, хочешь?
— Вась, прости, меня непонятливую. — Она не сделала ни шагу по направлению к дому. — Ты мне говоришь «да», «нет» или «я подумаю»?
— Милая, я же тебе говорю — пойдем в твое уютное гнездышко. Ну, не хочешь винца — я тебе заварю чайку с мятой, и ты успокоишься... Тебе ж нельзя... — бормотал он, нервно срывая красные ягоды с рябины и бросая их под ноги.
Что конкретно нельзя — она не услышала. Окончание цветистой речи Василия утонуло в решительном стуке Натальиных каблуков.
***
В больницу Василий ходил каждый день. Несмотря на еще живущую в ней обиду, они подолгу разговаривали. Каждый раз Наталья убеждала себя, что надо порвать с Василием раз и навсегда, но каждый раз он находил теплые слова поддержки, смотрел на нее тем особенным влюбленным взглядом, который так дорог был Наталье, что все ее решительные действия сводились на нет. Она была согласна расстаться с Василием, но с желанием любить, быть любимой и счастливой она расстаться не могла. Василий без устали носил ей продукты, лекарства. Был всегда весел и заражал ее своей позитивной энергией. «Не бойся быть счастливой!» — эту фразу он говорил ежедневно и заботился о любимой так, что соседки по палате откровенно ей завидовали:
— Хороший муж у тебя, Наташенька. — Не зная истинного положения дел, говорили женщины. — А любит-то как!!! Такой никогда не отвернется, не упрекнет, калекой не назовет!
— Хороший-хороший, — соглашалась Наталья, — посмотрим, что дальше будет...
Наталья прошла все курсы терапии, чередуя усиленное лекарственное воздействие с отдыхом от него. Она внимательно слушала врачей и старательно выполняла все их предписания. Она твердо верила, что лекарства помогут ей и навсегда убьют даже крошечные частички ужасной болезни. Об одном жалела Наталья, что у препаратов нет власти над ее мыслями. Напрасно она думала, что еще лежа в больнице раз и навсегда избавилась от страшных картин смерти, которые рисовало ей воображение. То и дело жуткая депрессия накрывала ее своим черным пологом, добавляя во все краски жизни мрачных оттенков. Перед каждым следующим курсом лечения накатывалась волна отчаяния: «Может бросить все? Может уже не сопротивляться болезни? Все равно конец один!».
Василий по-прежнему настойчиво звонил и приходил, говорил только позитивные слова, вселял ей мечты о хорошем и всячески веселил. Она поддавалась его настроению и хохотала над шутками-прибаутками. Один раз Наталья даже хотела махнуть рукой на свои выдвинутые когда-то условия и упасть в его объятия. Но в последний момент остановилась. Потом размышляла: что же ей помешало, ведь она была почти готова вернуть былые отношения. И поняла — не боязнь раздеться и показать свой физический дефект мужчине. И даже не ужасный, далеко не косметический послеоперационный шрам. Не плохое самочувствие, преследующее ее все время лечения. Ответ был до банальности прост — любовь ее угасла. Она прошла, улетела, скрылась. Она растаяла тихо и незаметно, оставив лишь приятные воспоминания.
«Закрыв за собой дверь, ты открываешь окно в будущее,» — только что родившимся афоризмом подумала она и после этого очень легко и просто говорила Василию решительное «нет».
Испытывая жуткую тошноту и головокружение — нормальные и предсказуемые врачами побочные явления — Наталья думала, что следующий курс лечения уже не сможет перенести. Но приближалось его время, и Наталья, сцепив зубы, не шла, а ползла в больницу.
Но когда после химиотерапии сильно изменилась ее прическа, Наталья не выдержала. Она посмотрела на большой пучок почти не поседевших волос, оставшийся на расческе, провела рукой по сильно поредевшим локонам... и стала выбирать вариант самоубийства.
Ее мысли прервал звонок Никитки:
— Мам, хочешь новость?
— Ты опять купил себе новый телефон?
— И это тоже. А вообще-то хочу попросить тебя связать пинетки.
— Пинетки? А по какому поводу?
— По поводу твоей новой должности. Мамуся-Натуся, ты скоро станешь бабушкой!
А ведь жизнь только начинается...
Подушечка для маленького внука уже расцвела с одной стороны подсолнухами. Их яркие лепестки ждали разноцветных бабочек, и Наталья с удовольствием подбирала для них нитки.
Врачи наконец-то сказали, что потребность в дальнейшем лечении уже отпала. По утрам привычным движением, не испытывая ни страха, ни жалости, она надевала белье со вшитым протезом и на весь остаток дня напрочь забывала об этом. Теперь она часто вспоминала крылатую фразу из фильма: «Жизнь после сорока только начинается!» И действительно — Наталья жила новой жизнью и была очень ею довольна.
Без сожаления уволившись, она довольно быстро нашла работу в частной фирме. Частые поездки к Никитке и его семье добавили Наталье семейных забот и давали богатую почву для занятий любимыми увлечениями: вязанием и вышивкой. Костюмчики, штанишки, комбинезончики, а потом и гобеленовые пейзажи получались один краше другого.
Не отказывалась Наталья и от «выхода в свет». С удовольствием ходила на всякие вечеринки, где по-прежнему оставалась душой компании. Часто вспоминала Наталья напутственные слова Василия «Не бойся быть счастливой!», хотя на своей семейной жизни поставила жирный красный нестираемый крест.
В один из теплых дней уходящего лета на дне рождения у сотрудника Наталья познакомилась с Валерием. Начали говорить о том, о сем, и оба с удивлением обнаружили, что количество тем для разговора не иссякает. Он проводил ее домой. Расставаться не хотелось обоим. Наталья, вспомнив про «жирный крест», первая решилась и, махнув на прощание, шагнула в темноту подъезда.
Дома разделась, глянув на протез, вздохнула и включила телевизор. Через двадцать минут поймала себя на мысли, что ничего не соображает. Взялась за своего любимого Бунина. На третьей странице с удивлением обнаружила, что не читает классика, а вспоминает Валерия. Его фигуру, манеру разговора, волнующий голос. «Глупая, — сказала сама себе Наталья, вернее приказала, — забудь. Это не для тебя!»
А Валерий звонил, назначал встречи, болтал без умолку, все чаще употребляя слова «мы» и «будем». Наталье стало страшно. До нее дошло, что он строит какие-то планы, уже не спрашивая ее позволения, а по-мужски утверждая их в будущей совместной жизни. «Как ему сказать?» — подумала Наталья. А потом решила — а надо ли? Надо ли ему рассказывать, ведь проще прервать отношения в зародыше, никого ничем не обременяя. И перестала отвечать на звонки.
Да, она всем своим сердцем, всем жаром нерастраченных чувств была готова любить, забыв обо всем на свете, купаться и нырять в лавину нахлынувших чувств. Эмоции то и дело будоражили мысли, возвращая к памяти давно забытые стихи о любви. Усилием воли она заставляла свой взгляд упираться в висящий на спинке стула бюстгальтер, который тяжестью протеза быстро прессовал ее розовые мечты в серую реальность. Помогало. Но не надолго.
На прогулку за город Наталья согласилась, решив там ему сказать все! Или не говорить ничего, но порвать окончательно. Или не порвать, но остаться друзьями... Она металась по квартире, как пойманная птичка, внезапно потерявшая свободу.
Идя по тропинке, они разговаривали о последних новостях в мире, в лесу — о детях, у озера — о работе. Словом, никак не подворачивалось подходящей темы, чтобы Наталья реализовала свои планы.
Присели под рябинкой, развернув бутерброды. Валерий сорвал веточку, зажал зубами.
— Хочешь ягодку?
Наталья не донесла бутерброд до рта. Она смотрела на него широко распахнутыми глазами и не могла произнести ни звука. К хорошим или плохим приметам отнести эти вернувшиеся из прошлой жизни слова?
Валерий обнял ее и сказал легко и просто:
— Давай поженимся. Я хочу, чтобы ты стала моей женой. Я хочу засыпать и просыпаться рядом с тобой, я хочу проводить с тобой все вечера, выходные и праздники, обсуждать с тобой любимые передачи и приносить тебе кофе в постель.
Наталья, почему-то не боясь последующего ответа, тихо проговорила:
— Валера, ты ведь не знаешь самого главного — четыре года назад я перенесла операцию по удалению груди... — Наталья помолчала. — И кофе я не пью. — Она зажмурилась. Слова Валерия прозвучали, как показалось Наталье, спустя вечность:
— А я лысый. И челюсть у меня вставная. И храплю я по ночам, как трактор. Но я тебя люблю и отказываться от своего счастья не собираюсь. А сейчас дай мне ответ — ты станешь моей женой?
— Челюсть твою мне с высоты моего роста не видно, лысину — и подавно. А от храпа я знаю старинное народное средство... — Наталья хитро посмотрела на Валерия и нежно поцеловала обветренные губы.
