Я выла в голос, сидя на кровати с пятидневной Светочкой на руках. Я оплакивала свою судьбу, понимая, что назад дороги нет. Что это щекастое, нелюбимое пока дитя ниспослано сверху, и его интересы — самое главное в моей жизни.
Так и случилось. Я забыла себя, превратившись исключительно в маму Светочки. Стала тонкой, натянутой, как струна, женщиной с грустными глазами. Одной из тех, кто вечно ездит по больницам и читает родительские форумы.
Я все знала заранее каким-то необъяснимым образом — и про ребенка-инвалида, и про гибель своего мужа. Моя беременность была идеальной, но предчувствие беды было такой силы, что, родив ребенка и не обнаружив никаких внешних признаков проблемы — разве что у дочки голова была ассиметричной формы, я сильно удивилась.
Моя свекровь — педиатр по образованию — быстро забила тревогу, и, начиная с полугода, мы несколько раз посещали детского невропатолога и специалиста по развитию из израильской больницы Тель-а-Шомер. Нас успокаивали, что низкий мышечный тонус и вздрагивания — это не страшно, задержка развития — тоже, ребенок перерастет.
Я без конца ходила с дочкой к физиотерапевтам-логопедам-трудотерапевтам, но результатов не было. Электроэнцефалограммы, обследования головного мозга и проверки слуха под наркозом, генетические анализы, консилиумы авторитетных докторов... Но вразумительного ответа, что с ребенком, нет. Мои радужные представления о продвинутой израильской медицине исчезли без следа.
Начались поиски альтернативных способов, как помочь дочке. Когда Светочке было полтора года, я научилась выговаривать «кранио-сакральная терапия». Нашла Аллу Гехтман, педиатра преклонных лет, которая владела этим методом. После серии сеансов дочка перестала биться головой об стену, начала улыбаться и делать первые шаги. Потом мы трижды проходили у нее контрольную проверку в два с половиной, три с половиной года и в пять лет. Доктор каждый раз проверяла, что краниальный пульс в норме, хоть и на нижней границе. По ее словам, всё, что могла, она сделала. Но развитие ребенка все эти годы двигалось миллиметровыми шагами. Ни штат специалистов в спецсаду, ни мои попытки развивать ребенка особого успеха не дали.
К тому моменту я знала о докторе Льве Левите много лет, но... Есть ведь масса иных альтернативных способов продвигать ребенка. Я читала об АВА-терапии, биокоррекции, методе Домана и др. Какие-то элементы брала на вооружение, закупалась витаминами и пробиотиками, консультировалась с диетологом. Но продвинуться всерьез всё равно не удавалось.
Когда Светочке было пять лет, я писала в дневнике: «В эту минуту у меня комок в горле и глаза на мокром месте. Мне очень хочется забыться, убежать от реальности, уткнуться в компьютер. Только не видеть регрессию своего ребенка: дочка опять ест землю, берет в рот камни, писает в штаны и игнорирует любые просьбы. Я стучусь в закрытую дверь. Моя аутичная девочка, несмотря на все старания, давно не развивается, и, кажется, я вместе с ней.
Мне постоянно нужна доза, наркотик болтовни. Когда люди говорят со мной, делятся радостями и горестями, я отвлекаюсь, не думаю о своей бесконечной, безразмерной черной дыре.
Я веду дневник. Изливаю все на бумагу, но не более пяти минут за один раз. Как объясняют психологи, для расшатанной нервной системы пять минут — предел.
Мне это помогает, ведь ответы на вопросы у каждого внутри. Начинаю писать, и боль становится тише...».
Однажды мой новый знакомый, биолог-исследователь из Иерусалима, упомянул про Левита и краниальную терапию. Он — отец девушки с тяжелым генетическим заболеванием. У его дочки серьезная мышечная дисфункция, плюс ей пророчили сильное умственное отставание. Но недавно девушка без труда окончила обычную среднюю школу, и давно никто не вспоминает, как каждый глоток еды мог стать для нее последним. Оказывается, они целый год раз в неделю ездили на терапию к доктору. Но прежде чем решились на это — все-таки серьезное вложение денег и сил, мой знакомый и его жена сами легли к доктору на кушетку на пару сеансов. На себе проверили, что краниальное лечение помогает от головной боли.
Одно дело, когда читаешь о докторе в сети, другое — когда о реальных результатах лечения рассказывает твой знакомый.
Перед шестилетием дочки мы впервые отправились на диагностику и сеансы ко Льву Левиту. По просьбе доктора я стала вести дневник наблюдений за дочкой. В первые недели результаты лечения были особенно яркими. Доктор предупредил, что начнется системная очистка организма. И действительно дочка стала в два раза больше писать, какать, сильно потеть, хотя пила и ела, как раньше.
— Не очень понимаю, что за терапия, на которую вы ездите, но продолжайте. Девочка действительно продвигается, — сказала воспитательница дочки. — Она стала более эмоциональной, начала интересоваться детьми.
— Надо же, как волосы блестят! Не то, что раньше, — заметила соседка.
— Как она выросла! Бегает! Прыгает! — воскликнула знакомая, которая давно не видела дочку. — И вы теперь без коляски? Здорово!
Еще несколько месяцев назад я с трудом себе представляла, как можно отправиться к доктору Левиту без коляски, теперь же дочка проходит, а порой и пробегает по четыре-пять километров за день. Возвращаясь из сада, бежит к игрушкам, а не на кухню, где она без конца клянчила еду.
И я слышу из детской всё больше звуков на тарабарском языке, которые еще чуть-чуть — и превратятся в речь. Впрочем, не буду загадывать...
Я повторяю себе, что пока у меня аутичный низкофункциональный ребенок со стопроцентной инвалидностью, и это данность. Что не все продвигаются одинаково. Аутичная девочка Арлет, когда попала к доктору, страдала косоглазием, слюнотечением, не говорила и была крайне агрессивна. За время терапии косоглазие исчезло, а сама девочка даже смогла учиться в обычной школе. Сейчас она в выпускном классе, владеет тремя языками, любит работать в библиотеке и в детском саду.
Когда отец Идана обратился к доктору, его трехлетний сын был тяжелым аутистом, не понимал обращенную речь, не говорил. Сейчас, через 11 лет, Идан учится в классе для особо одаренных детей. Он заходил к доктору, когда я была в клинике, и похвастал, что сам заработал деньги на каникулах.
Четырехлетний мальчик Шломо в кипе, что лечится у Льва Исааковича те же полгода, что и моя дочка, уже не только говорит слова, но стал составлять предложения. У него за эти месяцы исчезли почти все аутичные проявления. Вы бы видели, как блестят глаза у его мамы!
Впрочем, мне кажется, что у меня тоже заблестели глаза. Перед тем, как сделать эту фотографию, мы забирались по винтовой лестнице на высокую башню, и Светочка справилась. А как она зажигательно смеется!
