Своего старшего сына я родила в 19 лет. Это был конец 90-х, когда, вроде бы, уже все было по-новому, но все еще со старыми дырками. Кроме "старых дырок" в виде разваливающегося здания роддома, неотапливаемых палат и живодерской традиции содержать новорожденных отдельно от мам, я еще была ужасная дура. Не просто дура, а дура с претензиями. Всю беременность я провела в обнимку с Бенджамином Споком, наизусть знала, какой режим должен быть у новорожденного, как его правильно пеленать, как прикладывать. Да, и не забывать проверять, не отстегнулась ли булавка на подгузнике (!). Я серьезно готовилась к материнству, и через 9 месяцев точно знала, как ПРАВИЛЬНО нужно вести себя с младенцем, и никто больше мне был не указ. Все это привело к тому, что мой сын мучился с самого рождения. Это ведь я себе преспокойно дрыхла в родильной палате, когда моего ребенка за стенкой подкармливали из шприца глюкозой, чтоб он не плакал. Это я сцеживала в умывальник свое молоко, которое распирало грудь, а потом, когда приносили ребенка, радовалась, что он засыпал через пять минут после начала кормления. Это я дома закрывала себе уши, чтобы не слышать голодный плач сына, упрямо выдерживала рекомендуемые врачами 4 часа между кормлениями... В общем, я сделала все для того, чтобы потерять молоко.

Небо и земляВ первый месяц так называемого ГВ мой ребенок набрал всего 200 граммов, обеспокоенная патронажная сестра настоятельно порекомендовала прикорм, и я стала давать дитю "Детолакт". Вот тут-то и начались для меня все "радости" материнства. Кажущаяся обретенная свобода от ребенка — отсутствие необходимости кормить грудью и возможность снова посещать институт, пока с сыном сидел муж — обернулась страшной необходимостью вставать по ночам для того, чтобы приготовить свежую порцию смеси. Пеленки стали ужасно пахнуть и плохо отстирываться. С каждым месяцем количество коробок молочных смесей увеличивалось — приходилось жестко экономить, урезая свой и без того не большой студенческий бюджет. Но зато ребенок стал исправно набирать вес, что очень радовало меня и участкового врача с патронажной медсестрой впридачу. С весом пришел диатез, аллергия на все, что хочешь и частые простудные заболевания. Это тоже врачей не расстраивало: "У всех так, все дети болеют, не только твой".

Вот так я вырастила своего первого сына, сформировав у него устойчивую привязанность к неправильной и искусственной пище. Несмотря на обнаруженный еще в детстве гастрит, он обожает и продолжает употреблять фаст-фуд, колбасу и газированные напитки, а всю остальную еду обильно сдабривает солью и перцем. И я не могу ничего с этим поделать, потому что у меня нет нужной эмоциональной связи с ребенком, и мои слова, советы и просьбы ему не указ. Наверное так — холодностью, эмоциональной отчужденностью и неуважением — мстят дети своим родителям за предательство.

А я предавала своего сына каждый раз, когда он плакал от голода, от страха, от чувства одиночества, а я не давала ему грудь, потому что еще не прошло положенное время между кормлениями, предавала, когда не брала на руки, чтобы не избаловать и не приучить к рукам, предавала, когда укладывала спать не рядом с собою, а в холодную и большую решетчатую кроватку, пусть даже красивую и новенькую, как игрушка. О том, что я сделала и чего лишила себя и своего собственного ребенка, я задумалась лишь тогда, когда спустя 12 лет решилась на второго. Все было совсем по-другому. И современнейший роддом с индивидуальными палатами и маленькими стеклянными люльками у каждой кровати. И доктора, запрещающие использовать соски, бутылки и прочую фигню, заменяющую ребенку материнскую грудь. И медсестры, которые меня, старую дуру тридцати лет, учили правильно держать ребенка при кормлении, правильно спать с ним, чтобы можно было кормить, и запрещали сцеживать молоко, объясняя, как это важно наладить комфортное и постоянное грудное вскармливание, которое будет приносить радость и мне и ребенку. Действительно, ГВ — это радость. Это непередаваемое счастье, когда твой маленький родной комочек сопит у тебя под боком. Никаких бессонных ночей, никаких слез, никаких больных животиков и прочих "радостей материнства". Никаких болезней.

Что может сравниться с маленькими тепленькими ручками у тебя на лице? С внимательным взглядом глаза в глаза, в котором есть только одно — безграничная любовь и доверие? Быть так близко со своим ребенком — это такое счастье, что любой маме хочется продлить его как можно дольше. Своего второго сына я кормила до 3-х с половиной лет, до того момента, когда он пошел в детский сад. Очень просто объяснила ему, что он уже большой мальчик, а большие "маму не кушают". Молоко исчезло само собой в течение месяца, а вот невероятная нежность, любовь и связь на уровне чувств между мной и сыном остались. А совсем недавно состоялось такое же безболезненное переселение сына в детскую комнату, где он будет "спать один, как большой".

Мне наплевать, что меня знакомые называли дойной коровой, и говорили, что, мол, это удел деревенских теток, которые так зарабатывают. Была б моя воля — я б продолжала кормить своего ребенка и дальше, потому что в этом и заключается чудо — молоко есть ровно до тех пор, пока это кому-нибудь нужно. И если у меня будет еще один ребенок, я буду счастлива кормить и его грудью лет до четырех. Материнство — счастье, а не мучение, это я поняла только тогда, когда вырастила ребенка на полноценном ГВ.

Как же хорошо кормить грудью и как ужасно не кормить! И как жаль, что мы не умеем учиться на чужих ошибках, а только на своих, за которые тяжело и больно расплачиваемся впоследствии. "Кормить или не кормить грудью — какая разница?" — сказала недавно одна знакомая, переведя свою месячную дочку на искусственное вскармливание для того, чтобы иметь возможность побыстрее вернуться на работу. "Это небо и земля", — ответила я, не зная, как объяснить все то, что думаю по этому поводу.